Взялась писать для собственного развлечения мелкий оридж, но это почему-то тоже бесит. 

Вообще я похожа на вампира. Или дементора. Я увлекаюсь людьми, проникаю к ним в мозги, выпытываю их сокровенные тайны, желания, их трагедии и их победы. Но личность, на самом деле, не бесконечна в текущий момент времени. Когда выкапываешь все интересное что было в жизни объекта и все что есть сейчас, все его ожидания — человек больше ничего не может дать, чтоб насытить мою вечноголодную до поворотов сюжета душу. И приходит время отдалиться. Может быть встретится через годы. Узнать что изменилось. Но люди вообще мало меняются. Ситуации цикличны, мысли схожи. Выпьешь человека до дна — и приходится искать новую жертву.

Ах эта привязанность к онлайн-друзьям… Порой вы оба опустошены, и становится скучно. Находите поводы сделать паузу. А до нового сеанса общения набираетесь какой-никакой информации, которой можно обменяться. Но когда доступа к интерактивному генератору развлекательного бреда нет, начинаешь себя чувствовать обделенным. 

Живешь себе, такой самостоятельный, и жизнь вроде интересная, а подсядешь на некоторых людей — и тоска проявляется в периоды их отсутствия. Иметь или не иметь онлайн-френдов? Быть или не быть? 

Когда ты живешь без пары, у тебя больше свободы. Я говорю не о интимных отношениях, а об общем спектре возможностей. Одиночки чаще гуляют с друзьями, ввязываются в авантюры, путешествуют, ищут новые увлечения и занятия. А совместная жизнь со своей половинкой заключает тебя в ментальный плен. Ему не хочется никуда идти? Ок, посидим дома. У него плохое настроение? Можно ничего не делать и никуда не ходить. Семейность — это такая отмазка для пробудившейся лени. И с каждым годом совершать поступки, которые не обязательны — всё сложнее и всё меньше хочется. 

Вообще неприятно, что не могу ему позвонить, когда угодно. Сигнал редко есть. И он часто занят. Может я бы и не звонила. Но дифицит — гадкая штука, которая рождает спрос.

Вроде все разложено по полочкам. Просчитано, размечено ярлычками. 

Это муж, это друг, это так мимо крокодил. А потом звонит тебе «человек с которым можно поболтать по телефону раз в месяц» и крыша радостно плывет в далекие края. Чувак, я знаю, что с тобой не смогла бы быть счастлива! Что ты сука не способная на верность. Что тебе не хватило бы меня, и я была бы несчастной. Что мы промучались бы несколько месяцев\лет и расстались врагами. Но почему тогда мозги отключаются и я просто хочу чтоб ты считался моим? Дело не в трахе. Да даже блин без обнимашек обошлась бы. Чтоб просто ты был ни с кем и принадлежал мне. Как можно быть такой жадной? Люди, к сожалению, не покемоны.

Начиталась всяких грустных рассказов. Теперь голова болит и настроение не слишком хорошее. И так делать ничего не хотелось. Ок. Смотрю какую-нибудь вдохновляющую муть, отдыхаю час-полтора и приступаю к уборке. В быстром темпе час потрачу на дела и потом снова отдыхать. Договор заключен, подписан кровью и соплями.

А вот это стихо напомнило игру про демонов. Блин, Д. оказался хреновым другом, но мне жаль того, что игр с ним больше не будет. Это все же было что-то особенное. И я обязательно должна создать по книжке на каждую из тех игр. Иначе от моих мозгов вообще никакого прока.

«Не пугайся меня, ребёнок», -
Тихо шепчет, укрыв крылом.
Ангел худ, по-девчачьи тонок,
Смотрит мягко, устало он.

На руках малыш замирает,
Перехватывает крыло,
Перья гладит (ах, как приятно! - 
Будто не было ничего...),

Рвёт на части наивным небом
Ярко-синих весёлых глаз.
Это — дьявол, ребёнок склепа,
И убить его есть приказ,

Только больно (до жути больно)
Даже тронуть его не так.
Мальчик спит на руках спокойно - 
Это, верно, хороший знак.

Ангел тихо садится на пол,
Гладит пряди черней золы,
И до жути не хочет плакать.
Только слёзы текут. Должны.

Он, в конце концов, стражник Бога
И обязан убить иных.
Отчего же тогда так больно, 
Будто кто-то всадил поддых

Острый нож, провернул рукою,
Отпустил, позабыв совсем?
Дитя демона — Боже, Боже,
Неужели?.. — хватает в плен

Тонких пальцев, по-детски мягких,
И мелькает огонь в глазах.
Ангел тихо, беззвучно плачет,
Прячет собственный горький страх - 

Объяснишь ли совсем ребёнку,
Что такое приказ убить?
Мальчик плачет, потом смеётся,
Будто так заклинает жить.

У крылатого сводит зубы,
Нервы звонче любой струны -
И срываются, будто струны,
С переломанной тишины.

И откуда слепая нежность
К синеглазому сыну Тьмы?
Ангел всхлипывает, покрепче
Обнимает ребёнка: «Мы

Улетим. Улетим, ты слышишь?..»
Голос рвётся, в глазах плывёт.
Смотрит взросло совсем мальчишка,
Улыбаться перестаёт,

Ловит пальцами светлый локон,
Слабо крутит, едва сопит.
Ангел долго взлетает, долго - 
Никогда себя не простит,

Но к груди-то прижат ребёнок,
Улыбается в сне своём.
Небо синее — на ладони,
А в груди что-то жжёт огнём.

Взмах крыла — и взлетает выше,
И чертёнок сопит во сне.
Ангел молит — пусть их не ищут,
А они — хоть бы к Сатане!..

Крылья с каждым движеньем слабым
Исчерняются тенью зла,
Но какая в том важность, право,
И зачем же нужна душа,

Если в сердце бушует буря,
Рвётся боль, будто чья-то нить,
И ты вдруг понимаешь, щурясь -
Душу некому подарить? (с) Angel Of Dead 

Есть две разных судьбы героев

Есть две разных судьбы героев: знаменитость и темнота. Жизни первых дороже стоят, чем весь мир, чем других судьба, и у первых обычно вместо нескончаемого пути есть друзья и такое место, куда можно всегда прийти.

Он, увы, не являлся первым. И не знал, что такое дом. У него были только нервы и душа, что пошла на слом, и надежда — её разбили, выжгли к чёрту, оставив тьму и короткое имя «Лили».

Той, что миром была ему.

Той, что плакала и молила (так отчаянно, как могла), защищая собою сына от зелёного света зла.

Той, что гасла в его объятьях под лавиной бессильных фраз.

Он шептал: «Просыпайся. Хватит».

А она не открыла глаз.

Оказалось, предать так просто. Ненавидеть чуть-чуть сложней, но и это вполне даётся, если помнить всегда о ней, о пустом и застывшем взгляде, о слезах на её щеках...

В его спину неслось «Предатель!» — горечь злобы и дикий страх. «Трус!» впивалось в ладони болью, «Лжец!» горело в худой груди.

У него оставались воля и желание отомстить.

Хуже всех оказался Поттер — с изумудной окраской глаз, отзывавшейся в горле мёртвой болью каждый проклятый раз, когда стоило им столкнуться — двум солдатам чужих сторон.

Его звали лжецом и трусом, а он умер за то, чтоб он, этот мальчик с глазами Лили, отомстил, тьму и зло сразив. Чтобы все они отомстили — кто ещё оставался жив. Чтобы не было звуков боя, боли, горечи — ничего.

И я думаю, счастье стоит жизни, отданной за него.



Есть две разных и страшных смерти: смерть в побеге и смерть в борьбе. От одной начинают бегать, а другую зовут к себе. 

Он и в этом не мог быть первым — выбрал путь тяжелей, длинней, и ему оставался верным, как себе самому и ей.

Он был весь нераскрытой тайной, беспорядком концов-начал.

Лили, встреть его там, за гранью.

Он так долго к тебе шагал. 


Застывает

 Застывает стекло в ладонях, плещет алым рубин рассвета.

Я не сдался (кому сдаваться?), просто мне тяжело дышать. 
Застывает в гортани выкрик, боль вгрызается в мозг кометой, 
боль ломает меня до хруста, но не может никак сломать.

Я сжимаю покрепче зубы, я выдавливаю ухмылку, 
я отказом встречаю резким предложенье стать палачом.
Застывает стекло в ладонях, прогрызает боль путь к затылку -
я не сдамся. Конечно, больно. Только пытки тут не при чем -

это даже не Ад. Пещера и распятье. И брызги крови.
Преисподняя не такая (я бывал в ней сто тысяч раз).
Застывает стекло в ладонях, в развороченных им ладонях. 
Я устало кусаю губы под обстрелом холодных фраз.

«Подчинись», — выдыхают стены. «И убей», — добавляют тише.
«Ты никто, — полумертвой дрожью, — ты погибнешь от страшных ран».
Я смеюсь и кусаю губы, я твержу сам себе: «Не слышу».
Голова тяжела от боли и тугая, как барабан.

Повторяю себе: «Не сдамся, не сломаюсь, не стану куклой»,
и охаживает ударом неподвластная взгляду плеть.
Я кривлюсь и прошу у Бога. Не издать никакого звука.
Не молить о пощаде хрипло. И не дать себе умереть.

Бесконтрольной слепою дрожью отдаются чужие взгляды.
Не сломаюсь. Давай, Аластар. Разорви меня в сто огней.
Только знай, черноглазый демон, на земле пострашнее Ада,
и есть боль в сотни раз сильнее, чем от свиста немых плетей.

*** 

Я не святой, не ангел, и я жалеть не в силах
Тварей, убить которых – мой самый главный долг.
Я не святой, не ангел. Я не умею миром
Войны сменять, словами острый сменять клинок.

Я не святой, не ангел. Я не такой уж верный,
Я предаю порою, часто и много лгу.
Только за что-то ангел – этот пернатый, первый –
Спас меня с Преисподней. Чем отплатить смогу?

Только за что-то ангел – глупый пернатый ангел –
Выбраться дал и крылья ради меня сложил.
Только за что-то другом стал мне, со мной сражался.
Мне отплатить не хватит стойкости, веры, сил.

Только за что-то ангел выбрал меня из тысяч,
Из миллионов тысяч. Значит, нашёл резон.
Значит, кому-то нужен в этой дерьмовой жизни.
Я не святой, не ангел. Но у меня есть он.

Я человек – не самый лучший, не самый худший,
Я человек – не самый добрый, не самый злой.
Я где-то в середине. Самый обычный путник.
Очередной Охотник.
С ангелом за спиной

***

В войне великой и этим страшной 
(От цифр погибших болит в груди)
Они сражались до края. Каждый.
За жизнь цеплялись, пока могли.

Им — я уверена — было жутко, 
Да так, что впору сойти с ума.
Но защищали своею грудью
Россию. Маму. И имена, 

Что дали б детям (теперь уж вряд ли),
Слова, что были для той, родной...
От страшной боли крича, солдаты
Вставали — в самый последний бой.

Их имена помнит вся Россия, 
Их подвиг — символ побед и сил.
Они, как мы, воя от бессилья, 
Срывая к черту веревки жил, 

Хотели бросить, сбежать, наверно...
Но оставались. Давали бой. 
И побеждали (себя — все время),
И наступали, неся с собой

Немой завет: «До последней крови»,
Крик злости, ярость и меткость пуль.
Им было больно. До жути больно,
Но шли сражаться, тянули путь

И под обстрелом вставали прямо, 
И шли на немцев что в день, что в ночь.

Сухие губы шептали: «Мама».

Как будто мама могла помочь.

https://ficbook.net/authors/296889?show=author&p=3#choose 

Семья. Любовь. Отвага. Нежность. Всё это было у других. И теплота, и безмятежность, и бесконечность на двоих, и небеса длиною в мили, и мир вместившие глаза.

У Тома было только имя от ненавистного отца.

Он был рождён не тем, кто любит, не тем, кто верует в слова. Он погубил так много судеб за то, что мир его сломал, он отомстил за боль и холод, за вечное сраженье с Тьмой...

Том был так молод — слишком молод, чтоб выдержать неравный бой.

Том переплёлся тесно с Тьмою, «Авада» пело на губах, и Том решил — никто не стоит существования. В смертях он находил своё спасенье, приют израненной души. И разве это преступленье — убийство недостойных жить? Ведь это было его местью всем тем, кто чувствовал, кто жил с любимыми своими вместе, всем тем, кто, не жалея сил, любил, хандрил, смеялся, плакал, кто душу вывернул свою ради другого наизнанку.

Том ненавидел их «Люблю». Том ненавидел заверенья: «Со мной такое в первый раз», отсутствие любых сомнений в морях счастливых тёплых глаз.

Его ровесники любили — впервые, больно, тяжело.

У Тома было только имя. Потом не стало и его. Остались лишь дурная слава и пустота мирских начал.

Том сделал то же, что и Дьявол.

Упал. 
(с) Angel Of Dead https://ficbook.net/readfic/3312809